“В начале восьмого на башне зазвонили колокола киноцензуры. Отец Анхель, получавший по почте аннотированный указатель, пользовался колоколами, чтобы оповещать паству о нравственном уровне фильмов. Жена полковника насчитала двенадцать ударов. – Вредная для всех, – сказала она. – Уже почти год идут картины, вредные для всех. – И, опустив москитную сетку, прошептала: – Мир погряз в разврате.”

“— Хватит смотреть, — сказал полковник. — Петухи портятся, если их долго разглядывать.”

“Кто ждёт долго, может подождать ещё немного.”

“Последний поезд рухнул с железной дороги плоскогорья в пропасть, в заросли орхидей, мой генерал, и ягуары дремлют на его мягких сидениях; обломки допотопного колесного парохода утопают в болотах рисовых полей, письма сгнили в почтовых мешках, которые вез этот пароход, и парочка стеллеровых коров резвится среди лунных зеркал президентской каюты, надеясь - тщетно! - зачать прекрасных сирен.”

“Необходимость поездки эта женщина воспринимает со всей серьезностью. Из всех многочисленных персонажей, следующих вместе с нею, только негритянка действительно путешествует… Мы просто позволяем перемещать себя. Но негритянка, похоже слишком жадрно относится к жизни, чтобы позволить себе упустить хоть какое-то, пусть даже самое малозначительное ощущение. Она путешествует всем своим телом — до самой глубокой его железы, – своим ртом с полными, тяжелыми, почти черными убами, своими жадно раскрытыми глазами, — в общем, всем существом негритянки, навеки убежденной в важности своих ощущений.”

“1. Музеи созданы не для того, чтобы ходить по ним и смотреть на вещи, а для того, чтобы чувствовать и жить.2. Коллекция создает душу вещей, которая должна ощущаться в музее.3. Когда нет коллекции, то это не музей, а выставочный зал.”

“СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!”