“И по русскому обычаю,по свойству русского характера, каждый, получивший пять лет,- радуется, чтоне десять. Десять получит - радуется, что не двадцать пять, а двадцать пятьполучит - пляшет от радости, что не расстреляли.”

“Я вспомнил старую северную легенду о боге, который был еще ребенком,когда создавал тайгу. Красок было немного, краски были по-ребячески чисты,рисунки просты и ясны, сюжеты их немудреные. После, когда бог вырос, стал взрослым, он научился вырезать причудливыеузоры листвы, выдумал множество разноцветных птиц. Детский мир надоел богу,и он закидал снегом таежное свое творенье и ушел на юг навсегда. Такговорила легенда.”

“Помню,  как в  предзимнюю пору  холодом, льдом уже схватывало грязь на тропе, и грязь будто засахаривалась, как варенье.”

“Когда потерял силы, когда ослабел - хочется драться неудержимо.”

“И, может быть, вся тайна твоей прелести состоит не в возможности всё сделать, а в возможности думать, что ты всё сделаешь, — состоит именно в том, что ты пускаешь по ветру силы, которые ни на что другое употребить бы не умела, — в том, что каждый из нас не шутя считает себя расточителем, не шутя полагает, что он вправе сказать: «О, что бы я сделал, если б я не потерял времени даром!»”

“Знакомо ли тебе чувство, когда просто стыдно перед самим собой за то, что принимал всерьез человека, который был не более чем красивой пустышкой, и что ты не можешь заставить себя сказать ему об этом, а предпочитаешь по-прежнему любезничать с ним, хотя тебя уже тошнит от всего этого!”

“Выдающимся считается такой ученик, который наиболее точно может повторить, что сказал каждый философ в отдельности. Он похож на подкованного музейного экскурсовода. А вот тому, что выходит за рамки этого склада знаний, его не учат. Его не учат сомневаться в позиции того или иного философа, беседовать с ним, улавливать моменты, в которых он сам себе противоречит, обращать внимание на то, что он обходит молчанием определенные проблемы, многих тем и вовсе не касается; он не умеет отличать подлинные взгляды автора от тех, которые ему навязаны его эпохой, не может определить настоящий вклад того или иного автора (то новое, что он внес в науку); он не чувствует, когда автор говорит с ним по велению разума, а когда подключает всего себя — и сердце, и мозг, и душу; он не замечает, какой автор самобытен, а какой — поверхностен и просто поднялся наверх благодаря обстоятельствам или моде”