“Любимая — я не знаю, что из этого выйдет, и я нисколько не хочу знать этого. Не могу себе представить, что когда-нибудь я полюблю другого человека. Я имею в виду — не так, как тебя, я имею в виду — пусть даже маленькой любовью. Я исчерпал себя. И не только любовь, но и все то, что живет и дрожит за моими глазами. Мои руки — это твои руки, мой лоб — это твой лоб, и все мои мысли пропитаны тобой, как белые холстины коптов пропитаны тысячелетним невыгорающим пурпуром и королевским цветом золотого шафрана.”

“Мне двадцать седьмой год, а ведь я знаю, что я как ребенок. Я не имею права выражать мою мысль, я это давно говорил; я только в Москве, с Рогожиным, говорил откровенно… Мы с ним Пушкина читали, всего прочли; он ничего не знал, даже имени Пушкина… Я всегда боюсь моим смешным видом скопрометировать мысль и главную идею. Я не имею жеста. Я имею жест всегда противоположный, а это вызывает смех и унижает идею. Чувства меры тоже нет, а это главное… Я знаю, что мне лучше сидеть и молчать. Когда я упрусь и замолчу, то даже очень благоразумным кажусь, и к тому же обдумываю”

“Я не люблю Солнце, потому что онокогда-нибудь взорвется и уничтожит все, что я не люблю.”

“И вдруг поняла, что больше не любит этого человека. Поняла, что до сих пор волновалась не за себя, а за Хаси – чтобы он не стал убийцей. При этой мысли она испытала некоторое облегчение и одновременно подумала, что он уродлив. Что то глубоко застряло у нее в груди, потом выползло через горло и выплеснулось изо рта:– Твой ребенок не умрет! – прокричала она и увидела, что Хаси теряет сознание. – Даже если ты выдерешь его из меня, даже если это будет только крошечный зародыш и его отправят в сточную канаву, он все равно выживет. Это ребенок человека, который выжил в камере хранения. Поэтому он будет жить и расти, а потом будет разыскивать тебя. К тому времени ты превратишься в муху, но тебе не удастся скрыться, и я обещаю, что он тебя раздавит – этот ребенок, который будет жить!”

“Главное, что как только дойдет до этого, так девчонка, если она не проститутка или вроде того, обязательно скажет: «Не надо, перестань». И вся беда в том, что я ее слушаюсь. Другие не слушаются. А я не могу. Я слушаюсь. Никогда не знаешь — ей и вправду не хочется, или она просто боится, или она нарочно говорит «перестань», чтобы ты был виноват, если что случится, а не она.”

“Не исчезай. Исчезнуть можно вмиг,но как нам после встретиться в столетьях?Возможен ли на свете твой двойники мой двойник? Лишь только в наших детях.Не исчезай. Дай мне свою ладонь.На ней написан я — я в это верю.Тем и страшна последняя любовь,что это не любовь, а страх потери.”