“Вообще, я давно пришел к заключению, что мы бесконечно много тратим энергии, хитрости, изобретательности и остроумия, чтобы сделать свое собственное существование наименее сносным.”

“Половина всех наших бед происходит от того, что мы признаем, что они есть, поэтому если мы забудем про их существование, то они и в самом деле прекратят существование.”

“Мне двадцать седьмой год, а ведь я знаю, что я как ребенок. Я не имею права выражать мою мысль, я это давно говорил; я только в Москве, с Рогожиным, говорил откровенно… Мы с ним Пушкина читали, всего прочли; он ничего не знал, даже имени Пушкина… Я всегда боюсь моим смешным видом скопрометировать мысль и главную идею. Я не имею жеста. Я имею жест всегда противоположный, а это вызывает смех и унижает идею. Чувства меры тоже нет, а это главное… Я знаю, что мне лучше сидеть и молчать. Когда я упрусь и замолчу, то даже очень благоразумным кажусь, и к тому же обдумываю”

“10 ноября 1944 г.Дела обстоят слишком скверно, чтобы нам позволялось выходить на мостик. Абэ напоминает, что мы – незаменимые детали своих кайтэн. «1-333» слишком качает, чтобы мы могли проверять их исправность. Мы чувствуем определенную сдержанность в отношении к нам команды «1-333». Некоторая дистанция, наверное, естественна, но иногда их поведение граничит с холодностью. Например, из разговоров я узнал, что радист первого класса Хосокава вырос в Нагасаки, и, когда мы вышли в коридор после ужина, обратился к нему на нашем местном диалекте. Он вздрогнул и ответил мне официальным тоном. Когда Абэ предложил, чтобы пилоты кайтэн помогали с уборкой, капитан Ёкота коротко ответил, что наше предложение великодушно, но об этом не может быть и речи. Абэ считает, что эти люди смотрят на нас как на своего рода богов и просто не умеют выразить благоговение. Гото заметил, что три с половиной года постоянных погружений не могли не сказаться на их душевном здоровье. Кусакабэ предположил, что они считают сумасшедшими нас. Это разозлило Абэ. Кусакабэ спокойно сказал, что жить на подводной лодке – значит постоянно ускользать из лап смерти, в то время как мы сами ищем с ней встречи. Абэ вспомнил о своем звании и приказал Кусакабэ – и Гото – никогда больше не высказывать вслух ничего подобного, потому что такие мысли оскорбляют преданность и патриотизм. Я промолчал, чтобы не нарушать гармонию, но про себя согласился с Гото. Даже у самых младших членов команды глаза стариков.”

“- Но так никто не говорит!- К счастью. Однако было время, когда, чтобы забыть об ужасах мира, грамматики брались за труднейшие вопросы. Ты слышал, что в те времена однажды риторы Габунд и Теренций пятнадцать дней и пятнадцать ночей дискутировали о звательном падеже к "я" и в конце концов подрались.”

“...Пускай любой иллюзии рано или поздно придет конец, а благими пожеланиями вымощена дорога в ад... Но не значит же это, что верить нельзя ни во что на свете, и желать кому-то блага - не стоит и пытаться?! Пусть наш мир невозможно изменить к лучшему... но если мы не попытаемся этого сделать - мы недостойны и этого, несовершенного, мира. А пока Дон Кихот идет по дороге... есть надежда.”