“Читать же не любил, последнюю книгу осилил примерно сто тридцать два года назад и помнил только то, что она помогала ему засыпать.”

“— В списке моих версий глобальная пушка занимает второе, последнее место, – старик мягко перебил Председателя, открыто указав, что теория не стоит того времени, которое они на неё тратят.— Что же находится на первом?— Большое, белое, зловещее пятно с надписью «Я не знаю», – признался генерал.”

“Дурманящий аромат огромных лилий быстро окутал каминный зал. Лилиан поставила букет в заранее приготовленную вазу и улыбнулась:— Как всегда, мои любимые.— Ты любишь розы. — Помпилио обнаружил поднос с вином и бокалами и занялся бутылкой.— За обедом мы выяснили, что ты всё помнишь.— Да… Но я люблю дарить тебе лилии. Это твои цветы.— Это мое имя, — уточнила девушка.— Это твои цветы, — твердо повторил Помпилио. — Красивые и гордые.— У розы есть шипы.— Оружие выставляют напоказ от неуверенности.”

“Мелкий весенний дождь призрачной изморосью долбил Москву.”

“Через несколько месяцев она сказала, что собирается в Париж - изучать русский. Он подумал, что это шутка."Три года, - сказала она ему. - Всего-то навсего три года". "Всего-то навсего?" - спросил он. Она пыталась его соблазнить, мол, будем вместе проводить в Париже выходные и праздники, но он решил, что это вряд ли осуществимо. Он был беспомощен, а она ясно видела свли цели <...>Он всегда находил предлоги, чтобы не бывать в Париже. Не хотел встречаться с Андреа там. Она периодически приезжала, но бывала каждый раз другой, изменившейся, более степенной и насмешливой, более уверенной в себе.”

“Изборът на какъвто и да е сценарий е сънуването не се осъществява от желанието, а от твърдата нагласа да получите желаното. Вие не разсъждавате и не желаете, а просто имате и действате.”

“Сколько бы раз опыт и рассуждение ни показывали человеку, что в тех же условиях, с тем же характером он сделает то же самое, что и прежде, он, в тысячный раз приступая в тех же условиях, с тем же характером к действию, всегда кончавшемуся одинаково, несомненно чувствует себя столь же уверенным в том, что он может поступать, как он захочет, как и до опыта. Всякий человек, дикий и мыслитель, как бы неотразимо ему ни доказывали рассуждение и опыт то, что невозможно представить себе два поступка в одних и тех же условиях, чувствует, что без этого бессмысленного представления (составляющего сущность свободы) он не может себе представить жизни. Он чувствует, что, как бы это ни было невозможно, это есть; ибо без этого представления свободы он не только не понимал бы жизни, но не мог бы жить ни одного мгновения.”