“Гамлет: Отец!.. Мне кажется, его я вижу.Горацио: Где, принц?Гамлет: В очах моей души, Горацио.Горацио: Его я помню; истый был король.Гамлет: Он человек был, человек во всем; Ему подобных мне уже не встретить.”

“Гамлет: Не сыграете ли вы на этой дудке?Гильденстерн: Мой принц, я не умею.Гамлет: Я вас прошу.Гильденстерн: Поверьте мне, я не умею.Гамлет: Я вас умоляю.Гильденстерн: Я и держать ее не умею, мой принц.Гамлет: Это так же легко, как лгать; управляйте этими отверстиями при помощи пальцев, дышите в нее ртом, и она заговорит красноречивейшей музыкой. Видите — вот это лады.Гильденстерн: Но я не могу извлечь из них никакой гармонии; я не владею этим искусством.Гамлет: Вот видите, что за негодную вещь вы из меня делаете? На мне вы готовы играть; вам кажется, что мои лады вы знаете; вы хотели бы исторгнуть сердце моей тайны; вы хотели бы испытать от самой низкой моей ноты до самой вершины моего звука; а вот в этом маленьком снаряде — много музыки, отличный голос; однако вы не можете сделать так, чтобы он заговорил. Черт возьми, или, по-вашему, на мне легче играть, чем на дудке?”

“Пусть сахарный языкДурацкую облизывает пышностьИ клонится проворное коленоТам, где втираться прибыльно. Ты слышишь?Едва мой дух стал выбирать свободноИ различать людей, его избраньеОтметило тебя; ты человек,Который и в страданиях не страждетИ с равной благодарностью приемлетГнев и дары судьбы; благословен,Чьи кровь и разум так отрадно слиты,Что он не дудка в пальцах у Фортуны,На нем играющей. Будь человекНе раб страстей, — и я его замкнуВ средине сердца, в самом сердце сердца,Как и тебя.”

“Король: Ты все еще окутан прежней тучей?Гамлет: О нет, мне даже слишком много солнца.”

“Век расшатался — и скверней всего,Что я рожден восстановить его!”

“А я,Тупой и вялодушный парень, мямлю,Как ротозей, своей же правде чуждый,И ничего сказать не в силах…”

“О, я знаю: его отрада —Напряженно и страстно знать,Что ему ничего не надо,Что мне не в чем ему отказать.”