“Вообще-то Юаким чувствовал себя превосходно, но если бы ему сейчас пришлось пойти в школу, он бы заболел по-настоящему.— Мне больно, — сказал он.— Где? — испугался папа.— Там, где должны быть домашние уроки, — ответил Юаким.”

“Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.”

“Война - это путь обмана. Поэтому, даже если [ты] способен,показывай противнику свою неспособность. Когда должен ввести в бойсвои силы, притворись бездеятельным. Когда [цель] близко, показывай,будто она далеко; когда же она действительн далеко, создавайвпечатление, что она близко. Изобрази выгоду, чтобы завлечь его. Сотвори беспорядок [в егосилах] и возьми его. Если он полон, приготовься; если он силен, избегай его. Если он в гневе, беспокой его; будь почтителен, чтобы он возомнил осебе. Если враг отдохнувший, заставь его напрячь силы. Если он объединен, разъедини его. Нападай там, где он не приготовился. Или вперед там, где он не ожидает. Таковы пути, которыми военные стратеги побеждают. Но о них нельзяговорить наперед.”

“В среде самоубийц принято оставлять записки: "В смерти моей прошу никого не винить". Так вот: в моих несчастьях прошу винить телефон. Он мой враг, я его раб. Более решительный человек на моем месте обязательно оборвал бы шнур или разбил аппарат. Я не могу. Телефон вне моей юрисдикции. Если бы каждый, вместо того чтобы носить свой крест, рубил его на дрова, некому было бы становиться мучениками. Когда человеку что-то от меня нужно, он добирается до меня с помощью телефона. Еще бы, если бы он отправился ко мне пешком или воспользовался городским транспортом, он трижды подумал бы, прежде чем решиться на такое. Если у вас есть телефон, вы меня поймете. А если нет, вы меня не поймете, потому что обиваете пороги в телефонном узле, доказывая, что по роду службы вам телефон необходим, как горный воздух. Кстати, я и сам обивал пороги, но самое страшное — если бы телефон у меня сняли, начал бы обивать пороги вновь. Как видите, я предельно откровенен.”

“Впрочем, известно, что человек, слишком увлекшийся страстью, особенно если он в летах, совершенно слепнет и готов подозревать надежду там, где вовсе ее и нет; мало того, теряет рассудок и действует как глупый ребенок, хотя бы и был семи пядей во лбу.”

“Сколько бы раз опыт и рассуждение ни показывали человеку, что в тех же условиях, с тем же характером он сделает то же самое, что и прежде, он, в тысячный раз приступая в тех же условиях, с тем же характером к действию, всегда кончавшемуся одинаково, несомненно чувствует себя столь же уверенным в том, что он может поступать, как он захочет, как и до опыта. Всякий человек, дикий и мыслитель, как бы неотразимо ему ни доказывали рассуждение и опыт то, что невозможно представить себе два поступка в одних и тех же условиях, чувствует, что без этого бессмысленного представления (составляющего сущность свободы) он не может себе представить жизни. Он чувствует, что, как бы это ни было невозможно, это есть; ибо без этого представления свободы он не только не понимал бы жизни, но не мог бы жить ни одного мгновения.”

“Человек продает не только товары, он продает самого себя и ощущает себя товаром. Рабочий продает свою физическую энергию; предприниматель, врач, наемный служащий продают свою «личность». Они должны иметь эту «личность», если хотят продать свои товары или услуги; эта личность должна быть привлекательной… И — как со всяким другим товаром — рынок решает, сколько стоят те или иные человеческие качества, и даже определяют само их существование. Если качества, которые может предложить человек, не пользуются спросом, то у него нет вообще никаких качеств… Таким образом, уверенность в себе, «чувство собственного достоинства» превращаются лишь в отражение того, что думают о человеке другие… Если на него есть спрос, то он считает себя «кем-то»; если же он непопулярен, он и в собственных глазах попросту никто.”